ОРСК. В преддверии Дня защитника Отечества сотрудник пресс-службы Орской епархии Ксения Хохлова побеседовала с благочинным Ясненского округа, настоятелем воинского храма во имя святого благоверного великого князя Александра Невского при 13-й ракетной Оренбургской Краснознамённой дивизии в ЗАТО «Комаровский», штатным помощником командира по работе с верующими военнослужащими священником Михаилом Яковлевым о взаимоотношениях Церкви и армии, духовном окормлении военнослужащих и проблемах, с которыми сталкиваются штатные военные священники.
Отец Михаил, благословите наших читателей.
– Бог благословит.
Расскажите, пожалуйста, о начале своего пути, как священника. До принятия сана вы окончили Оренбургской музыкальный колледж при Оренбургском государственном институте искусств им. Л. и. М. Ростроповичей по специальности «концертмейстер, артист ансамбля, преподаватель игры на фортепиано». В какой момент своей жизни вы захотели связать жизнь со служением Богу?
– Наверное, первый разя задумался о Спасителе в первом классе. У нас умерла одноклассница, и наша учительница сообщила об этом известии, произнесся такие слова: «Бог хороших людей забирает быстрее к Себе, а тех, кому надо стать лучше, Он пока еще оставляет на земле». Очень часто для ребенка в этом возрасте учитель авторитетнее, чем родители. И для меня эти слова не были пустыми, я начал задумываться над ними.
Затем о Боге я задумывался на уроках биологии, когда говорили о теории эволюции Дарвина. Дети как-то спросили: «Любовь Васильевна, а вы сами верите, что мы произошли от обезьяны?» А она ответила: «Вы знаете, ребята, лично я не очень хочу происходить от обезьян».
В родительском доме была большая библиотека. Однажды в классе пятом-шестом я наткнулся на молитвослов. В нём нашел молитву, которую читают во время всякой скорби, при трудностях. И когда я эту молитву читал утром перед школой, то всё складывалось благополучно. А когда не молился, всё было гораздо сложнее. Понятно, что это детская вера. Но Господь принимал эту веру и показывал мне – ребёнку, как всё это работает.
Во время учебы в колледже я периодически начал бывать на службах в храме. И потом решил устроиться петь в церковный хор. В процессе пения я слушал проповеди, стал читать Новый Завет. И, наверное, решение стать священником связано с тем, что на курсе третьем я стал воцерковляться – первая Исповедь, первое Причастие. И у меня появилось желание рассказывать людям о Боге.
Моё воцеркволение было настолько бурным, что мне хотелось даже бросить музколледж и уйти в семинарию. Но слава Богу, я не бросил, окончил колледж и поступил в Самарскую духовную семинарию.
В каком году вы стали штатным военным священником 13-й ракетной Оренбургской Краснознамённой дивизии? Мы знаем, что на этом поприще до вас почти двадцать лет трудился недавно отошедший ко Господу игумен Онисим (Пашинов†03.01.2023), какие напутствия он дал вам, чем помог его опыт?
– В 2017 году я перевёлся в Орскую епархию, и епископ Ириней мне предложил несколько приходов на выбор. С военными на тот момент я никогда не работал, и мне был интересен этот опыт. И поэтому я попросил владыку, чтобы мою кандидатуру предложили в дивизии. Но был один момент: отец Онисим был неофициальным военным священником, то есть в штате дивизии он не был. И, по сути, в нашей ракетной дивизии на официальной должности помощника командира дивизии я самый первый. И соответственно, необходимо утверждение кандидатуры. Рассматривали мои документы несколько месяцев. Всё это время я молился и думал: если меня возьмут, и я им подойду, то воля Божия мне быть в 13-й ракетной дивизии, если не возьмут – то в другое место пойду служить, куда владыка благословит. Спустя время пришел ответ, что я подхожу на эту должность, и я стал военным священником.
Конечно, в первую очередь я хочу с благодарностью вспомнить об отце Онисиме, потому что в дивизию я пришёл «на готовенькое» в плане бытового устройства. В дивизии уже на протяжении семнадцати лет существовал воинский храм, который был оборудован в одной из солдатских столовых, два больших класса воскресной школы, гардероб, подсобное помещение. Поэтому мои главные заботы были связанны с проповедью, с воцеркволением военных.
Когда я пришёл в дивизию, постоянных прихожан в дивизионном храме не было, так как Литургия совершалась лишь по праздникам. Отец Онисим на тот момент был один священник на весь город. Мы же понимаем, что приход формируется лишь тогда, когда службы совершаются регулярно. А отец Онисим регулярно совершал богослужения в Пантелеимоновском храме г. Ясного. Поэтому моими главными задачами были формирование общины и работа с военнослужащими.
Я часто помогал отцу Онисиму и на службах в Пантелеимоновском храме, так как помимо того, чтобы он был священником, еще трудился и в больнице врачом – психиатром-наркологом. Я очень часто вспоминаю отца Онисима с доброй памятью: как мы общались… после службы, за трапезой, с батюшкой было очень приятно и полезно поговорить.
Каковы ваши основные обязанности в качестве военного священника?
– Я скажу об своих обязанностях в двух направлениях или сферах.
Первая – это светская, юридическая. Основные задачи: обеспечение конституционных прав военнослужащих на свободу вероисповедования. То есть предположим, врач, учитель, работник завода, офисный работник могут исповедовать свою веру, реализовывая её в повседневной жизни, посещая храм или мечеть. Военнослужащий не всегда имеет такую возможность. Приехав в армию, военный хочет совершить намаз, а у него такая возможность отсутствует. И задача военного священника, как раз помочь в обеспечении этих прав. Поэтому моя деятельность распространяется не только на православных христиан, она распространяется абсолютно на всех военнослужащих.
Для православных военных у каждого подразделения дивизии у нас есть график богослужений, где они могут прийти на службу, исповедаться и причаститься. Если это мусульманин, и он хочет совершать намаз, то я договариваюсь с его командиром, чтобы минимум один раз в день, вечером, для него выделяли в казарме какую-то комнату, обычно это комната боевой славы, где он может постелить коврик и совершать намаз.
Если это солдат-атеист, то я обязан обеспечить его конституционное право не посещать службу, потому что конституционное право атеистов – не исповедовать какую-либо религию. Скажите, мог ли священник подумать, что должен обеспечить право не посещать храм?!
Но мы должны помнить, что в армии делается всё вместе. И в армии очень сложно отделить одних от других, поэтому, конечно, я с ребятами сразу беседую и им объясняю, что делать в таких ситуациях, чтобы у них не было дурного послевкусия после посещения храма, да и я тоже не заинтересован, чтобы их заставляли. Как говорится, «невольник – не богомольник». Это одна из моих юридических обязанностей.
Вторая обязанность – поддержание морального, психологического состояния воинских коллективов. Потому что мы понимаем, что морально-психологическое состояние в воинском коллективе напрямую зависит и от духовного состояния личного состава. В связи с этим мы проводим один раз в неделю в солдатском клубе беседы со солдатами-срочниками. Есть определенный план тем. Темы построены под церковный календарь. Затрагиваем тему православных праздников, о нравственности, о Библии, иногда читаем Новый Завет и т.д. Лекции не только о христианстве, но есть и о других религиях. Эти беседы носят больше не религиозный характер, а культурологический. Мы можем говорить о разных религиях, о нравственности и психологии, об истории и т.д. Тем более, что диплом в семинарии я писал на кафедре «Церковная история».
Еще одна моя светская обязанность – профилактика неуставных отношений. Со своей стороны, я наблюдаю и оцениваю атмосферу в воинских коллективах, поддерживаю связь с родителями военнослужащих, с комитетом солдатских матерей. Если вдруг поступают сигналы, что есть угроза неуставных отношений, я обязан это проработать. Но для начала даже выяснить, на самом ли деле присутствуют неуставные отношения.
Теперь о духовной сфере. Мои основные задачи, как священника – обеспечить духовное окормление тех солдат, которые уже воцерковлены; а также сделать всё, чтобы невоцеркволенные солдаты познали Христа Спасителя, чтобы покаялись и начали свою жизнь заново, как новый человек – христианин.
Каков духовно-нравственный климат сегодня в армии? Много ли верующих?
– Надо сначала разобраться в терминологии. Что мы понимаем под верующими? Если говорить о верующих, убеждённых в существовании Бога, то верующие почти все. А насчёт атеистов – я когда их встречаю, говорю: «Слушайте, вот вы тот, кто мне нужен». Они удивляются: «Зачем?» Я отвечаю: «Вы не представляете, как вы мне интересны. Вы, понимаете, что вы атеист – вымирающий вид, вас почти уже нет! Вы мне очень интересны, я хочу с вами общаться». Это им льстит, потому что люди любят, когда их слушают. Поэтому атеистов мало.
Мы же под «верующими» понимаем не просто убежденного в существовании Бога. Для нас верующий – это человек, который признаёт Иисуса Христа, как своего Спасителя; который примирился с Иисусом Христом в покаянии; который осуществляет благодарственную память за искупление Христом наших грехов, – а мы это благодарение осуществляем через Таинство Причастия Святых Тела и Крови Христовых, – это человек, который чувствует, что Бог его ведет и проповедует погибающим. Я сейчас описал идеального христианина. Таких людей очень мало.
Если говорить о людях, которые исповедуются и причащаются – то они есть. Если это касается военнослужащих-срочников, то я веду статистику. Если это ребята из европейской части России – это 4-5 %, если с Урала – 3-4%, Дальний Восток и Сибирь – 1-3%.
Когда молодые бойцы приезжают в армию, где-то около месяца я с ними работаю и через месяц провожу для них Литургию. На этой Литургии из православных христиан, присутствующих на ней, причащаются и исповедуются около 60-70%. Если до армии из них причащались 4%, то мы можем вывести цифру: где-то 56% из православных христиан, которые приходят в нашу дивизию. Они первый раз в своей жизни у нас приступают к Таинству Исповеди и Причастия. Хочу отметить, что у нас нет обязаловки, ни в коем случае никого не заставляют подходить на Исповедь и на Причастие.
Кроме нашего основного храма, есть у нас и походный храм-кунг, вместимостью 15-20 человек, который перемещается на платформе. И когда происходят полевые выходы, учения, то мы его используем, выезжаем на полевой выход, в район, и там мы тоже совершаем богослужения.
Если говорить о контрактниках, об офицерах – здесь всё гораздо сложнее. Есть воцерковлённые, но их мало, основная причина: «нам некогда». И это переломить сложно. С одной стороны, мы понимаем, что это дежурная отговорка. С другой стороны, надо понимать, что они действительно сильно заняты. Едва ли находят время с семьей провести. И я в этом плане их очень понимаю и пытаюсь в меру возможности привести в храм, рассказать о Боге – конечно, с переменным успехом. Контрактники и офицеры меньше причащаются, чем срочники, но это скорее вопрос системы. У нас хотя есть и военные священники, но наша система не предусматривает отдельного времени, чтобы офицеры могли хотя бы раз в квартал просто прийти в храм именно в рамках рабочего графика, потому что вне рабочего графика, конечно, лучше посвятить время семье в силу своей невоцерковлённости. Это такая системная проблема. Я надеюсь, что она через Синодальный отдел по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными органами со временем будет разрешаться, потому что надо понимать, что система этой работы пока ещё формируется.
Были ли в вашей практике случаи, когда за год служения в армии молодые люди принимали Таинство Крещения или венчались?
– Нет, не венчались, так как все иногородние. Их вторые половинки живут далеко. А Крещения были. Знаете, я ко Крещению подхожу очень строго. Я сторонник первохристианской практики Крещения. Когда человека к Крещению могли готовить и год, и два. Поэтому тех солдат, которые обращаются ко мне с просьбой покреститься, я не крещу, пока не проведу с ними несколько основательных бесед, и пока не увижу, что у них есть искреннее желание стать христианином. А не просто для галочки: покрестился и живу, как жил.
Крещение солдат есть, но это всего несколько человек в год. Всё-таки в армию приходят уже определившиеся солдаты. Кто-то до армии сам покрестился, кого-то в детстве покрестили. Или же он атеист. Но в основном приходят уже крещённые. Поэтому большой необходимости в этом не возникает.
До Октябрьской революции 1917 года русскую армию невозможно было представить без духовенства, а как сейчас обстоят дела? Часто ли командный состав обращается к вам за духовной помощью и консультациями?
– Конечно, обращаются, в меру своей воцерковленности. Когда я приехал в дивизию, на меня, как на священника, смотрели с недоумением, с неким недоверием. Но сейчас, по происшествии шести лет, меня воспринимают, как само собой разумеющееся явление. Есть взаимодействие, складываются хорошие, добрые взаимоотношения. Мне самому это очень приятно. Я заметил, что у многих людей пропал страх перед священником. До этого к священнику боялись подходить, потому что не знали, как себя вести. Но у нас в дивизии потихоньку уходим от этого.
А что ценят военные в священнике? Как и чем завоевать авторитет?
– Надо быть с ними честными и искренними. Не елозить. Не вертеться, как уж на сковородке. Мы, священники, любим рисовать красивую картинку Православия, мы не умеем признавать какие-то недостатки, ошибки. У нас «всё хорошо». Здесь я вспоминаю, что Господь говорит о Церкви: «Ибо ты говоришь: „я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды“; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3:17). Господь говорит не о Церкви в целом, а об отдельных её членах и их состоянии.
Беседуя с молодыми людьми, я разрешаю им задавать абсолютно любые вопросы. Солдаты знают, что с отцом Михаилом можно поговорить обо всем. Есть несколько дежурных вопросов, которые обязательно зададут: это про Патриарха; о взаимоотношениях Церкви и государства; о моём материальном благополучии. Возможность задавать вопросы уже вызывает доверие. Это для них очень важно. Второе – я им даю возможность дискутировать, спорить, оставаться при своём мнении. Я им позволяю не соглашаться со мной, отстаивать свою точку зрения.
Третье, это, наверное, юмор, когда они видят, что с батюшкой можно где-то пошутить и расслабиться, что важно, так как у них жизнь по распорядку и графику. И когда военный приходит на беседу, где можно без устава пообщаться и посмеяться – многим это нравится. Для меня награда – когда после беседы подходят бойцы и говорят, что было интересно. Или у бойца, например, завтра дембель, а он подошел ко мне просто отблагодарить и сказать спасибо, что я открыл для него Православие.
Также есть формат и индивидуальных бесед, когда боец может встретиться со мной у меня в кабинете и задать вопрос личного характера, который не смог задать в солдатском клубе.
Скоро в России будут праздновать День защитника Отечества. Но в Русской Православной Церкви есть свои Дни воинской славы. Насколько принципиально для православных христиан празднование Дня защитника Отечества 23 февраля?
– Если говорить о 23 февраля, как Дне защитника Отечества – вполне замечательный праздник. Если говорить об истории праздника – о подписании Брестского мира – исторически он не вполне вписывается. Если же забыть историю и праздновать, как День защитника Отечества – запросто, никаких проблем. Этот праздник надо праздновать, но исторически все очень сложно.
Будете ли вы поздравлять своих прихожан-военнослужащих с этим праздником, какие мероприятия пройдут или уже прошли?
– Конечно, у нас в воинском храме будет традиционная Литургия. А потом всё как полагается: торжественное построение на плацу, где поздравим весь личный состав нашей дивизии с праздником, и концерт.
Если говорить о Дне защитника Отечества, то такие дни им очень нужны. Боевые будни требуют таких отдельных дней, где солдаты будут ощущать свою значимость.
Отец Михаил, благодарим, что нашли время и ответили на вопросы. Желаем вам крепкого здоровья и многая лета!
Пресс-служба Орской епархии
